Грядёт шестьдесят седьмая годовщина Победы Советского Союза в Великой Отечественной войне. Так получилось, звёзды так выстроились, что история моей семьи, моя история неразрывно связана с Историей моего отечества. Надо же было такому случиться, чтобы мой отец родился 22 июня. И теперь биография моего отца, а значит и моя тоже накрепко припаяна к тем подробностям, что переживал Советский Союз, Россия в прошлом. Вот ещё почему, наверно, я взялся за эти строки, чтобы рассказать, как складывалась жизнь моего отца, что я помню, и ещё не забыл из истории моей семьи, моей фамилии.
Мой отец – Владимир Васильевич родился в 1916-м. Правда, от бабушки у меня почему-то осталось, что он родился не в 16-м, а в 18-м. (Может быть, когда в армию шёл, прибавил себе два года.) Он был единственный у бабушки ребёнок, больше она рожать не могла – сделали операцию. Они откуда-то с Украины, с Новой Каховки. Последнее место, которое я помню. Возле этой Новой Каховки – санаторий, в котором я лечился. До меня доходили слухи, в тех местах Украины много Лихвицевых. Бабушка моя по фамилии Таран – Марфа Маркияновна, была не то 12-ой, не то 14-ой в семье. Рассказывала, что учиться в школе не могла, потому что за братьями-сёстрами ухаживала. Читала по слогам, но читать любила и телевизор смотреть тоже, когда появился.
Мой отец со своим отцом Василием (отчество не помню) бежали от коллективизации в 30-е годы сначала на Днепрогэс, чтобы, очевидно, подзаработать там денег. На Украине они были зажиточными середниками. Один из Лихвицевых сгинул в лагерях, но тогда, наверно, ещё на поселениях. Здесь, на черноморском побережье Северного Кавказа выбрал из Туапсе, Новороссийска, Сочи, Анапы Геленджик. Купили здесь у одного богатенького зажиточного и крепкого хозяина полдома. Сейчас наши соседи – его потомки. Эта половинка стала домом для здешних Лихвинцевых. До войны умер мой прапрадед, отец деда Василия. Где-то похоронен на нашем Старом кладбище. Дед Василий немножко повоевал, попал к немцам в плен, потом в наш пересыльный лагерь, из которого его освободили уже больным. Пришёл сюда в Геленджик – домой(!) и вскоре умер. Меня в детстве бабушка частенько водила на его могилу. Она там, рядом с ним оставила-забронировала для себя место. Над её кроватью, помню, всегда весел их двойной портрет – бабушка и дед с усами большими и острыми и сросшиеся на переносице брови. Бабушка говорила, что он их постоянно выстригал и выбривал ту поросель там.
Учился отец в школе сначала на украинском потом на русском. Очень страдал, судя по всему, от своего малороссийского выговора. Рассказывал, что был вынужден просить одноклассницу, чтобы поправляла его, когда в его речи украинские слова проскальзывали. Поступил в Киевский политехнический. Был там рьяным комсомольцем, студентом одним из лучших, близко общался с преподавателем. Когда этого преподавателя арестовали, стали «шерстить» его окружение. Так мой Владимир Васильевич попал в неблагонадёжные, получил «волчий билет». Решил уехать подальше. Открыл карту, увидел город Ош в Киргизии. Рассказывал, что выбирал то место и такие места, где заканчивается железная дорога. Там в Киргизии от талой воды с ледников потерял зубы. Устроился в экспедицию монтёром-связистом, вроде бы, искать полезные ископаемые, ну и нашёл там, в Средней Азии маму своих троих детей.
Как та женщина попала в Среднюю Азию, в Туркмению мне, надеюсь, ещё предстоит узнать. Пока что, сделав элементарные (журналистские!) выводы до меня доходили только глухие слухи, что с той женщиной – с первой(?) любовью отца он жестоко поссорился: обвинил её в измене, объявил ей, что их второй ребёнок, будто бы, не его, что она этого второго Василия, будто бы, нагуляла, когда он воевал. Во время войны, в самый тяжёлый её период, его – в числе других, конечно же, солдат – сняли с фронта и послали учиться. Стране нужны были знающие, грамотные командиры – танкисты, артиллеристы, лётчики, связисты. Помню, отец восхищался мудростью тогдашнего руководства Советского Союза. Говорил, что правильно поступили, когда сделали его молодым командиром, когда отправили, по-моему, в Нижний Тагил за новеньким Т-34-м. На том танке он сразу угодил под Курск – на Курскую Дугу, под Прохоровку(?) и в первом же бою был ранен. В запале боя выскочил из подбитого танка, пытался оперативно доложить командиру о случившимся. Старший по званию испугался, ведь докладывал с окровавленной головой! Осколок разворотил половину лба, и рука левая – перебита. Отправили в медсанбат. Голова зажила быстро. Только жестокий парез половины лица как «награда» Великой Отечественной – на всю оставшуюся жизнь. Да ещё нейрохирург (или тогда просто хирург?!) долго «копался» в левой руке, сшивая порванный нерв – не единожды клал раненного на операционный стол. После войны эти медики долго ещё «не отпускали» Владимира Васильевича, следили-наблюдали, как восстанавливается раненная рука. Однако он «плохим» был больным, не занимался, не сильно сосредотачивался на «лентяйке» руке, делая лечебную физкультуру: мизинец и безымянный так и остались сложенными в контрактуре, не разгибались. Ног самое главное безымянный правой, на который у нас обручальное кольцо одевают, был в порядке, как штык!
Любвеобильный был мужичишка. Проституток не любил – не любил и боялся с детства. У Льва Толстого – у Льва, нашего Николаевича, говорят, было 18(!) детей. Так вот, у моего отца, по крайней мере, во втором браке и то, что я знаю железно, было четыре(!) результативных подхода. Уже после меня у моих родителей родился последний ребёнок – Павликом успели назвать. Родился он жёлтым, тут же младенцем умер. У матери, вроде бы, от жирной дельфинятины, которой она питалась в продолжение войны, развилась какая-то патология печени.
Надо сказать, что и я родился на Сахалине – в Южно-Сахалинске потому, что мои родители, фактически убежали с маленьким сыном Игорем на край Советского Союза от голода. Сразу после войны в нашем Геленджике с продовольствием да и с хорошей, в смысле заработка, работой было тяжело. Вот они и снялись, позарившись на шикарные государственные «подъёмные» – Советскому Союзу надо было срочно, кровь из носа поднимать свои окраины.
Там, в Южно-Сахалинске, очевидно от соблазна – жизнь, сулившая стать богатой, соблазнила лёгким заработком, мой отец попал в тюрьму на три года за растрату. Фактически проворовался. Угодил за решётку в тот «интересный» момент, когда жена забеременела. Пришлось бедной женщине делать аборт. Перспектива складывалась аховская: меленький сын на руках, и мужу надо передачи собирать! После этой отсидки отец до конца жизни с «осторожность» брал государственное. Помню, как мама его ругала, что не хотел в исполкоме записываться-становиться на льготную очередь для получения квартиры. Да и дачу свою в садово-дачном кооперативе «Ветеран» отстроил только так – для блезира. Будучи председателем всё больше радел о благе кооператива, добивался, договаривался да отстаивал, чтобы у членов кооператива была и вода, и свет-электричество, и газ. И хорошая дорога чтобы к дачам была. А ещё, после той трёхлетней отсидки в речи моего отца появились «крепкие» словечки. Эти слова, этот ни на что не похожий сленг я стал собирать. Пусть этот словарик (а я его теперь, как видите, разместил-вывесил здесь – на этом сайте!) будет ещё одним напоминанием о моём отце.
А тогда в Средней Азии, сразу после Победы молодой да горячий будто бы померился с женой – появилась Татьяна. Но, видимо, ранение в голову было настолько серьёзным, что семейный разлад не смог остаться без печальных последствий. Владимир Васильевич психанул настолько серьёзно, что бросил жену с детьми и «убежал». Вернулся он домой, к маме сюда в Геленджик. По-моему естественно, что такой представительный, ещё совсем молодой мужчина и совсем не сильно побитый, раненный на только что закончившийся войне встречает здесь мою маму. И надо ж было такому несчастью случится, чтобы именно здесь молоденькая дурочка, только что ставшая молодым специалистом-финансистом, ещё вчера закончившая школу, только что выпорхнувшая из родительского гнезда – крепко порушенного и бездарной, преступной коллективизацией, и разрушительной, жестокой войной встретила свою судьбу! Как не предостерегал, не отговаривал самый старший брат самую младшую сестру, чтобы её выбор был действительно достойным, не помогло. Как говориться, любовь слепа. Короче, если бы не воля моей матери,- меня бы на этой грешной земле не было!
Не знаю почему, но Людмила – первенец Владимира Васильевича воспитывалась у нас в Геленджике. Мне рассказывали, как маленькая Люда (она 40-го) пряталась от бомбёжек. Сама Люда рассказывала, как мальчишки в третьей школе, на территории которой у нас храм, играли в футбол(?) головами-черепами тех священников, что были похоронены возле этого храма. Когда подрос, когда стал понимать, очень удивлялся, почему Люда бабушку мамой называет. Бабушка часто летала на самолёте(!) в Среднюю Азию в гости к своей Людмиле.
В 1996 году сюда, в Геленджик на Новороссийскую 88 приезжает Людмила Владимировна на восьмидесятилетие к отцу. Спешила, конечно, к 22 июня. Чуть не успела. Отправила на этот адрес контейнер со всеми своими вещами. Хотела здесь остановиться на старости-то лет. Но в октябре отец взялся чистить канализацию, не удержался над колодцем и вниз головой полетел. Не знаю, как вывернулся, но жижи нахлебался, в лёгкие втянул. Сразу, конечно, в больницу – в реанимацию. Через 2-3 дня умер.
Врачи удивлялись здоровью старика. Накануне сдавал анализы, готовился к операции: надо было ушивать грыжу. После того как вернулся с Сахалина, когда родился я инвалидом и врачи посоветовали перебраться к тёплому морю, устроился здесь грузчиком на хлебозавод. Вот от тех мешков и грыжа. Потом отец стал мастером – хлебопёком. Лучшие караваи «Кубанского» его бригада делала. Во всяком случае, так говорили в городе…
Надо было бы мне посоветовать Людмиле, чтобы она попросила своего Байрама (из Байрам-Али), чтобы он купил ей половину дома наших соседей. Идея, конечно, безумная, но мне кажется, что Байрам смог бы, хотя бы попытаться это сделать для любимой-то жены. Мне понравились законы шариата. Я увидел, когда отец возил в Туркмению, что Люда живёт с Байрамом, что называется, как за каменной стеной: ни в чём не нуждалась не только она, но и её дети – не родные для Байрама! А тут, приехал первенец в дом к своему отцу и он (тот дом!) для неё оказался чужим. Нонсенс!
Мои родные не хотели видеть Людмилу, тем более, чтобы она жила здесь. И мне ничего не оставалось, как попытаться её выгнать. Перебралась она в соседнюю Адербиевку, поселившись в доме одних хозяев, в доме с металлической белой крышей, рядышком, напротив школы и церковью находится. Устроилась в эту школу работать уборщицей, там же стала учиться Лейла – младшая внучка. Была отличницей, но как занивестилась съехала на четвёрки. Бабушка покрестила её. Теперь она каким-то редким русским именем называется.
15 мая, по-моему, 2002 был у Люды на день рождение, ну и по пути написал статью про ту школу, где она работала и где Лейла училась http://sysprg58.narod.ru/shkola_selskay.html. Фотографию бы разместить! Но кто сейчас поедет в Адербиевку?!
PS: Может быть, кто-нибудь в этих безбрежных пучинах Интернета, увидев знакомую фамилию и имя и отчество, поделится своими воспоминаниями о моём отце. Мой электронный адрес galexand@yandex.ru. Хочется знать, много ли я здесь – в этих своих воспоминаниях насочинял?
И ещё. Буквально на прошлой недели (во вторую декаду текущего апреля) мне сюда – на телефон 8 (86141) 20013 позвонил врач из Москвы – Вячеслав Васильевич (Малышев, представился). Говорит, что он кандидат медицинских наук (что-то с ортопедией связано) может поставить меня на ноги! И в Москве, и в Питере (извините – в Санкт-Петербурге) есть клиники, где такие чудеса делают – «реанимируют», ставят на ноги таких тяжёлых ДЦП-шников, как я. Только для подобного счастья требуется не одна сотня тысяч рублей. Мой хороший знакомый – Олег Владимирович Брызгалов руками своей замечательной компании Инкомтех уже перечислил мне 10 (десять) тысяч. Может быть, кто-нибудь сможет ещё сделать что-нибудь подобное и перечислит на мой расчётный счёт сколько-нибудь тысяч? Вячеслав Васильевич сказал мне, что мой прогноз – прогноз моего заболевания не утешителен.
Да, самое главное и самое приятное! Тот Вячеслав Васильевич обозвал меня блогером. Может быть, я и правда блогер! И эти мои печальные воспоминания об отце я написал, будучи и под впечатлением, в том числе и подобной оценки…
ОСТАВИТЬ СООБЩЕНИЕ В ГОСТЕВОЙ КНИГЕ