Сайт Александра Лихвинцева Записки Хоттабыча

Странно и непривычно было пересечь порог кабинета декана факультета романо-германской филологии через сорок лет после обучения на факультете, да и сам тот кабинет вместе с факультетом тогда располагался на улице Октябрьской. И, однако: «Здравствуйте, Аркадий Соломонович…», произношу я, стоя на пороге.

А навстречу мне, с широкой улыбкой на запоминающемся лице и протянутой в приветствии рукой, идёт старина Володя Тхорик, тот самый, нисколько не изменившийся, студент из параллельной группы, с которым занимались в одном научно-студенческом кружке структурной лингвистикой под руководством Татьяны Семёновны Щербины. «Я теперь как Рохлин тогда…» удивлённо-утвердительно говорит он, а я согласно киваю головой, добавляя о новом деловом масштабе и ином временном измерении.

Затем кафедра новогреческого языка и её заведующий, Игорь Хаман, с прежним прицельным взглядом, твёрдой рукой и неистребимой пластикой фехтовальщика, только, почему-то, с белой головой.

Сместились стекляшки в калейдоскопе, и в призме времени появился я сам, выпускник школы образца 1965года, спортсмен-баскетболист, любящий ковыряться с «железом» и со склонностью к технике, дорога которому должна была бы быть на спортфак или в политех.

До девятого класса в дневнике устойчивая тройка по английскому языку от добродушной «англичанки» ЕленИстарховны, да и то, только благодаря искусному использованию шпаргалки при написании письменных «quizzes» и снисхождения, как к баскетболисту, игравшему за школу и город на множественных соревнованиях. И было бы так, если бы не DEUS EX MACHINA, «бог из машины»; новый учитель английского языка Борис Иванович Зотов. Уникальный человек, заброшенный судьбой в тихий провинциальный городок Геленджик. Художник-маринист, которого часто можно было встретить на берегу моря с этюдником, поэт, дзюдоист, женатый на запоминающейся блондинке, свободный американизированный английский язык, отшлифованный службой в дипломатических представительствах и на радиоперехвате, фронтовик, на твидовом пиджаке орденские планки и, мечта всех пацанов тех лет, знак « Парашютист-отличник», и просто азартный человек по жизни. Снисходительно-покровительственное отношение к ученикам, которых он называл «студенты», непривычный на уроке английского языка тех лет портативный магнитофон с записями англо-американских песен, Глен Миллер с его “Moonlight Serenade” и “Chattanooga Choo-choo”, рассказы много повидавшего человека так на меня подействовали, что я, стабильный троечник по английскому языку, за два года стал читать Daily Worker, единственную доступную тогда оригинальную английскую газету, поступил вместо спорта, авиации или политеха на инфак (правда, подражание американскому акценту привело к «четверке» на экзамене, да и потом, суровая англизированная фонетистка Жарская не давала спуску), и пошел по запутанной дорожке в разведку, на афганскую войну, в азартные дельтапланерные и подводные дела и, в конечном итоге, стал тем, кем я стал (может так было бы и без него, но как было, так и было).

Жаркий июль 1965 года. Густые кроны деревьев в скверике на улице Красной около библиотеки имени А.С. Пушкина, бессистемное листание учебников перед экзаменами. И вот позади приёмные экзамены в КГПИ (превратившийся в 1970 году в КубГУ), в кармане студенческий билет, дающий право купить даже, к примеру, авиабилет в Москву с 50% скидкой, то есть за 14 рублей, но в настоящее время обязывающий тебя к поездке «на практику», то есть в анапский посёлок Джемете на уборку винограда, обязательную для профессионального становления студента-инфаковца тех лет. Необыкновенно, к тому же, информационно ёмкую и жизненно поучительную.

Чего стоит один только эпизод с одногруппником Васей Кошечкиным, который смекалисто выбрал вместо работы на виноградном поле, работу «на купаже», т.е. в цеху, где происходит смешивание разных сортов вина для создания определённой винной марки, например «Портвейн Анапа». Процесс происходит в огромной бетонной ёмкости при температуре порядка 30 градусах Цельсия, при этом работник ходит по кромке чана, перемешивая вино веслом.

Уставший от непривычной работы Василий упал в ёмкость с горячим вином и, возможно, стал бы очередным, может и не самым известным персонажем, утонувшем в вине, если бы не профессиональная внимательность штатных работников купажного цеха, которые, зная нюансы этой тонкой работы и имея опыт извлечения из чана утопленников, следили за Василием. Его достали и привезли в лагерь. Васины рассказы об этом событии, вернее о том, что осталось в памяти после двух дней пьяного забытья, были очень увлекательными и живописными, запомнились навсегда, и позволяли сделать уверенный вывод о том, что приём внутрь неопределённого количества вина приводит к необъяснимым последствиям.

На практике, однако, этот вывод забывался или игнорировался, и в разных потаённых местах зрели ёмкости с ферментирующимся виноградным соком, который оказывался к месту во время приготовления в окрестностях лагеря, на песчаных дюнах, в зарослях осоки, заблудившихся аборигенских гусей. Надо было видеть одичало-торжествующие, заросшие юными бородками, в гусином пухе, лица бурсаков тех дней, с куском гусятины в одной руке и банкой с перебродившим соком в другой. Где вы, друзья-товарищи, сможете ли мысленно перелететь эту сорока-с-хвостиком-летнюю реку времени и дать знать о себе? Повторить былое я, конечно, не призываю, да это и невозможно.

Как-то ведь справлялся со всей этой ордой руководитель практики, утончённый Спартак Тимофеевич Мишин, не забывавший в рабочих паузах англизировать нас, чего стоил один его phonetic drill о белом пуделе, который был дик и зол (Bely poodel byl dik I zoul). Произнесённая с правильными гласными, дифтонгами и аспирациями, эта фраза была его фирменным лейблом.

Затем стремительная река времени-учёбы, то есть жизни в новом измерении, с другими, отличными от школьных, реальными подходами и оценками людей, событий, ситуаций.

Латынь, история английского языка (языковой «сопромат»), фонетика, лексикология, кружок структурной лингвистики, перемежающиеся с фильмом-хитом тех лет «Мужчина и женщина», рестораном «Кавказская кухня» с незабываемым чанахи и лавашами под армянский коньяк, ночная работа по оформлению витрин в универмаге на Красной, для зарабатывания прибавки к 27-рублёвой стипендии и возможности слетать за 28 рублей в Москву и обратно на премьеру спектакля «В ожидании Годо», неповторимые постановки Шекспира в театре глухонемых, или послушать саксофон молодого Гараняна в кафе «Молодежное» на улице Горького, студенческая любовь – всё это было и осталось с нами.

Мысленная машина времени позволяет путешествовать во времени, волевым усилием оживлять персонажи, и заставляет задуматься о том, что и преподаватели и, даже, студенты, которые потом становятся деканами, заведующими кафедрами, учителями, переводчиками, полковниками – это индивидуальности и Личности, каждая/каждый со своими особенностями, которые можно оценивать с разными знаками при рассматривании под разными углами, но испускаемые ими флюиды воздействуют на нас всех на протяжении всей жизни. Помните О.Генри и его "Коловращения судьбы" и "Дороги, которые мы выбираем".

С юбилеем, тебя, факультет РГФ, наша Alma Mater, мать наша, кормилица.

Спасибо всем преподавателям за науку жизни и профессиональные знания.

PS: Эти воспоминания вошли в сборник, который посвящён 70-летию факультета романо-германской филологии КубГУ. За подробностями обращайтесь к автору, с которым можно связаться по электронной почте: timurtan@mail.ru.