Сайт Александра Лихвинцева Записки Хоттабыча

 После вольной уличной жизни геленджикского пацана, привыкшего проходить, точнее проползать, на городской стадион по канаве под глухим дощатым забором, на углу грунтовых улиц Кирова и Чайковского, переход к дисциплине классного руководителя Александры Демьяновны Малесник, в первом классе средней школы №3, куда пришел в 1954 году, был странен. Купленная новая школьная форма – серая шерстяная гимнастёрка, брюки навыпуск, ботинки, чёрный лакированный ремень с латунной бляхой со школьной эмблемой и форменная фуражка с таким-же черным ремешком и кокардой с буквой «Ш» на околыше – которыми любовался до 1-го сентября и мечтал надеть,- давили, лоб потел, тело зудело, портфель мешал, но назад пути уже не было. Если бы только знать, что эта бодяга растянется на целых одиннадцать лет...

 Но делать было нечего, читать я уже умел, писать на уроках чистописания, с помощью ручки-вставочки с острым перышком марки «Пионер», которое надо было окунать в стеклянную чернильницу-непроливайку, приносимую в отдельном мешочке вместе с перочисткой и вставляемую в специальное углубление в парте, стал учиться.

 Это было новое искусство. Вертикальные линии полагалось писать с нажимом, наклонные и горизонтальные должны были быть «волосяными», тонкими. Написанное полагалось подсушить, не размазав, с помощью розовой, синей или зеленой промокательной бумаг, «промокашки».

 Уроки арифметики, родной речи, пения, проблем не вызывали. Уроки труда, во время которых все, и мальчики и девочки, одновременно учились, например, вырезать и сшивать из лоскутков ткани перочистки; штопать носки,  натягивая их на электрическую лампочку, даже нравились. Любимым уроком была, конечно, физкультура, после которой приходили потные, возбужденные, и долго ещё перекатывали под партами мяч.

 Но хватало времени и на «погулять», так тогда называли все наши уличные игры: в «осла» или «козла», в лапту, в чалдык, в двенадцать палочек, ловитки, жмурки, жопку, жоську, пристенок, в ножичек «на колышек», который проигравший должен был тащить из земли зубами, в чехарду, коня-рыцаря, в войнуху, штандер, футбол…, да всего и не перечислить, а записанные правила этих игр составят целую брошюру. Если приглашали девочки, то играли с ними в гуси-лебеди, ручеёк, третий-лишний, сильно, но молча, переживая при этом от мысли, что вдруг тебя не выберет та, которая тебе нравится.

 Учёба в начальных классов, которые располагались в маленьких флигелях, оставшихся с незапамятных времен. Пионерская комната с горнами, барабанами и знаменами, где помню себя сидящим в тишине, голым, но завёрнутым в знамя, пока сушилась одежда после того, как пришёл в класс до нитки мокрый, по пути в школу провалившись в люк на улице Советской, во время измерения его  глубины новыми кожаными сапогами, накануне полученными посылкой от дедушки. Вот дисциплина была, домой ведь не вернулся, нельзя опоздать на урок!  После начальной школы перешли в новое трёхэтажное здание. Уроки труда стали раздельными, мальчики занимались слесарным делом в здании бывшей церкви, стоящей во дворе школы, в её средней части, нефе, осеняемые ещё видимыми на своде купола и на стенах фресками и росписью. Церковь не смогли снести, слишком крепкая кладка оказалась, только сняли крест и колокола. Другие помещения этого здания использовал под склады школьный завхоз, по кличке «Казак». Столярное дело проходило в «поповском» домике во дворе, очень хорошо оборудованном – стояли деревянные верстаки со струбцинами и всем положенным для строгания, пиления и обтачивания.

 Теперь это действующая церковь во дворе государственной среднеобразовательной школы №3.

 Уроки физкультуры стали проходить в спортзале с баскетбольной площадкой, спортивными матами, сложенными стопкой в дальнем углу, канатом, перекладиной, гимнастическим конём. В подвале с раздевалками стоял стол для пинг-понга, в который играли на высадку на переменах и после уроков. Усилиями  Юрия Аркадьевича Миганаджяна, тренера от Бога, была создана баскетбольная секция и сформировалась команда, в состав которой вошли Борисенко, Гречаник, Завалихин, Знов, Караулов,  Панов, Пелипцов, Танащук, Шевцов. Этим составом СШ№3 в 1962-64 годах была чемпионом по баскетболу среди школ Геленджика, Краснодарского края, чемпионом России среди сельских команд, а затем, выиграв у чемпиона России среди городских команд – сборной Москвы,  сыграла как сборная России и стала серебряным призёром на Спартакиаде пионеров и школьников СССР. Проиграли мы только сборной Литвы, не раскусили вовремя их тактическую новинку, наводящий заслон, хотя технически и физически были, может, и посильнее.

 Встречал город Геленджик своих чемпионов торжественно. Нас, прилетевших в Геленджик вечером, помнится, оставили ночевать на пляжных топчанах на берегу в Солнцедаре,  с тем, чтобы утром, собрав на деревянном причале  городского порта толпу встречающих, послать за нами катер «Ястреб» и организовать торжественную встречу с оркестром и речами. Мы стали очень  крутыми, и это ощущение, белых фетровых букв «РСФСР» на груди твоего спортивного костюма, сохранилось, как и ценный приз Спартакиады – складной дорожный будильник «Слава» в коричневом футляре.

 Сместилось много стекляшек в калейдоскопе  времени, и вот появился я сам, выпускник школы, получившей к этому времени номер 15, образца 1965года, спортсмен-баскетболист, любящий ковыряться с «железом», умеющий ездить на мотоцикле М-1-М, мотороллерах «Тула» и «Вятка», автомашинах ГАЗ-51 и «полуторка», получивший, по окончании 11-Г класса, вместе  с аттестатом зрелости и удостоверение декоратора - оформителя витрин (очень пригодилось при «шабашках» во время учёбы в институте), со склонностью к технике, дорога которому должна была бы быть на спортфак или в политех.
Ведь до девятого класса в дневнике была устойчивая тройка по английскому языку от добродушной «англичанки» ЕленИстарховны (Елена Аристарховна Воробьёва), да и то, только благодаря искусному использованию шпаргалки при написании письменных «quizzes» и снисхождения, как к баскетболисту, игравшему за школу и город на множественных соревнованиях.  И было бы так, если бы не DEUS EX MACHINA,  «бог из машины»;  новый учитель английского языка Борис Иванович Зотов. Уникальный человек, заброшенный судьбой в тихий провинциальный городок Геленджик. Художник-маринист, которого часто можно было встретить на берегу моря с этюдником, поэт, дзюдоист, женатый на запоминающейся блондинке, свободный  американизированный английский язык, отшлифованный службой в дипломатических представительствах и на радиоперехвате, фронтовик, на твидовом пиджаке орденские планки и, мечта всех пацанов тех лет, знак «Парашютист-отличник», и просто азартный человек по жизни. Снисходительно-покровительственное отношение к ученикам, которых он называл «студенты», непривычный на уроке английского языка тех лет портативный магнитофон с записями англо-американских песен, оркестр Глена Миллера с его “Moonlight Serenade” и “Chattanooga Choo-choo”, рассказы много повидавшего человека так на меня подействовали, что я, спортивный пацан, полюбил джаз, за два года стал читать  Daily Worker, единственную доступную тогда оригинальную английскую газету, поступил вместо спорта, авиации или политеха на инфак (правда, подражание американскому акценту Зотова привело к «четверке» на вступительном экзамене в институте).
Выпускной вечер в прибрежном ресторане «Геленджик», который был построен из разбитого волнами одноимённого плавучего ресторана и, в свою очередь, навсегда сгорел через несколько месяцев после нашего прощального бала. Пили по очереди венгерский ром из горлышка бутылки, спрятанной за ограждением парапета, символизирующий переход во взрослую жизнь. Катание на катере по предутренней бухте.

 Жаркий июль 1965 года, густые кроны деревьев в скверике на улице Красной около библиотеки имени А.С.Пушкина, лихорадочное листание учебников перед экзаменами. И вот позади приёмные экзамены в КГПИ (превратившийся в 1970 году в КубГУ), в кармане студенческий билет, дающий право купить даже, к примеру, авиабилет в Москву с 50% скидкой, то есть за 14 рублей, но в настоящее время обязывающий тебя к поездке «на практику», то есть в анапский посёлок Джемете на уборку винограда, обязательную  для профессионального становления студента-инфаковца тех лет. Необыкновенно, к тому же, информационно ёмкую и жизненно поучительную.

 Чего стоит один только эпизод с одногруппником Васей Кошечкиным, который смекалисто выбрал вместо работы на виноградном поле,  работу «на купаже», т.е. в цеху, где происходит смешивание разных сортов вина для создания определённой винной марки, например «Портвейн Анапа». Процесс происходит в огромной бетонной ёмкости при температуре порядка 30°С, при этом работник ходит по кромке чана, перемешивая вино веслом.

 Уставший от непривычной работы Василий упал в ёмкость с горячим вином  и, возможно, стал бы очередным, может и не самым известным персонажем, утонувшем в вине, если бы не профессиональная внимательность штатных работников купажного цеха, которые, зная нюансы этой тонкой работы  и имея опыт извлечения из чана утопленников, следили за Василием.  Его достали и привезли в лагерь. Васины рассказы об этом событии, вернее о том, что осталось в памяти после двух дней пьяного забытья, были очень увлекательными и живописными, запомнились навсегда, и позволяли сделать уверенный вывод о том, что приём внутрь неопределённого количества вина приводит к необъяснимым последствиям. На практике однако, этот вывод забывался или игнорировался.

 Затем стремительная река времени-учёбы, то есть жизни в новом измерении, с другими, отличными от школьных, реальными подходами и оценками людей, событий, ситуаций. Латынь, история английского языка (языковой «сопромат»), фонетика, лексикология, кружок структурной лингвистики, перемежающиеся с фильмом-хитом тех лет «Мужчина и женщина», рестораном «Кавказская кухня» с незабываемым чанахи и лавашами под армянский коньяк, ночной работой по оформлению витрин в универмаге на Красной, для зарабатывания  прибавки к 27-рублёвой стипендии и возможности слетать за 28 рублей в Москву и обратно на премьеру спектакля «В ожидании Годо», незабываемых постановок Шекспира в театре глухонемых или послушать саксофон молодого Гараняна в кафе «Молодежное» на улице Горького, студенческая любовь и создание семьи, дочь Юлия, родившаяся перед окончанием института – всё это было и осталось в памяти.

 И вот 1969 год. Получен диплом, превративший в преподавателя английского языка и, с учетом студенческой научной работы в области структурной лингвистики, получено направление в аспирантуру.

 Вместо этого на год призван в ряды Советской Армии, после которой  пошел по длинному, горному «серпантину» извилистой дороги жизни.

 В один незабываемый тихий солнечный сентябрьский день 1976 года, на подводных погружениях в районе Анапского побережья, я натянул свой гидрокостюм «Калипсо», взял маску, поплевал на стекло и сполоснул от запотевания, надел ее, взял в зубы загубник легочника от акваланга «Украина» и спрыгнул в воду ногами вперед, прижав локти к груди и страхуя маску кистями рук. Облако воздушных пузырей, ощущение свободы и невесомости, шипение вдыхаемого воздуха и бубнение выдыхаемого, бьющего по ушам. Все в норме. Проплыл вдоль борта к носовому якорному фалу и, перебирая его руками, пошел в сторону ещё невидимого дна. И вот изменение температуры воды, цветовой гаммы, слои висящих парашютами в толще воды медуз, чувство приближения  уже различимого в серо-зеленых сумерках дна на глубине около 21 метра. Отработав около часа времени, почувствовал перебои в подаче воздуха, какое-то время пересиливал себя, но подошел предел, стал подниматься по фалу наверх, перебирая его руками. Метров через десять руки натыкаются на узел из запутанного течением и движением воздушного шланга и фала, пытаюсь распутать этот «жвак», не получается, губы немеют, понимаю, что надо подниматься на поверхность, продолжаю движение… и прихожу в себя, осознав, что вместо поверхности приближаюсь ко дну, снова перед собой вижу белый фал, идущий в темноту к лежащему на дне якорю-гире.

 Сил нет, голос звучит, сознание путанное, но понимаю, что этот последний выдох я и должен теперь сделать, обматываюсь рукой вокруг фала, резко дергаю его, пытаясь подать наверх сигнал тревоги, может быть достанут все-таки. Делаю полный выдох, если можно назвать полноценным выдохом попытку освободить уже пустые легкие от ничтожных остатков воздуха. Воздух поднимается не большими пузырями, а мелко рассыпанными в воде серебристыми подвижными ртутными шариками, я реально вижу свой последний в жизни выдох. Это улетает вверх моя жизнь, но это осознание происходящего со мной уже не страшит, азарт борьбы уже позади, мне хорошо и не хочется ничего… Приходит ощущение свободы и легкости, начинает кружить и нести вверх по темному тоннелю-трубе, впереди яркий, белый, но не ослепляющий, а пронзительно-мягкий, комфортный свет, становится очень, очень хорошо…

 Сознание включается, произношу, сам того не понимая: «Зачем вы это сделали?» Дальше всё осознаю путано, друзья пытаются объяснить мне, думая, что вопрос относится к порванному комбинезону, что так получилось, мол, доставали, откачивали, и прочее... «Его с того света вернули, а он про костюм порванный толкует. Заклеишь потом, и все дела». Но они не понимают, что меня разозлило осознание того, что отняли мой свет, к которому я летел, и это очень глубоко огорчает.

 Потом, уже на берегу, вытащив на песок катер, после выпитых кружек сладкого чая, производим «разбор полетов» и только теперь до меня начинает доходить суть случившегося. Но мое «сухое» утопление (если в легких у утопленника нет воды, то лицо остается белым, поэтому такое утопление называется «сухим» или «белым», а если вода попала в легкие, то лицо будет посиневшим), и все симптомы только что пережитой клинической смерти – все это кажется мелким и далеким по сравнению с потерянной радостью предстоявшей встречи со Светом.

 После моего рассказа об этом событии в деталях, занявшего остаток вечера, друзья, возвращавшие меня в сознание, были весьма удивлены, потому что мое повествование повторяло эпизоды из появившейся тогда в списках книги Р.Моуди «Жизнь после жизни». Я об этой книге тогда не слышал, не читал её до настоящего времени, хотя уже видел по телевизору несколько бесед на эту тему, но читать не хочется и сейчас. Чужой опыт не интересен – Я всё пролетел в пространстве и времени сам!

 Почему-то мне удалось  сохранить счастье общения с морем, а появившееся желание управляемо летать, - предыдущий опыт замедленных падений с парашютом не в счёт,- позволило сделать первый в наших местах дельтаплан и подняться в воздух в мае 1977 года, чередуя полеты с выходами в море на самодельном виндсерфе с алым парусом, названным по имени изготовителей «ТимЮриПит».

 В 1977 году получил воинское звание «капитан» и, в составе отряда специального назначения «Зенит-1»,  в начале июня 1979 года  оказался в Кабуле, Афганистан.

 По пословице «Тот, кто пашет и куёт - тот куёт и пашет, а тот, кто пляшет и поёт - тот поёт и пляшет» меня откомандировали в провинцию Пактия, на востоке Афганистана – место, горячее во всех отношениях уже тогда, в июле 1979 года. Едва успев закупить в посольском буфете несколько бутылок водки, для профилактики азиатских заболеваний, оказался на борту вертолёта, взявшего курс на город Гардез, административный центр провинции Пактия. Последний раз мелькнул на прощание лазурный бассейн посольства, яркое пятнышко на серо-желтом фоне Кабула, и вот они, серые бесконечные горы. Разместился в доме  на окраине  Гардеза, в долине между высоких гор. Высота самого городка относительно  уровня моря более 2500 метров. Первые ощущения соответствующие: лёгкая одышка, рассеянность, мотор автомашины тянет не так, вода кипит,  мясо в борще не варится и прочее. Под жестким горным солнцем не раз вспоминалось наставление о внешнем виде офицера: «Офицер должен быть застёгнут на все пуговицы. В жаркую погоду можно оставить незастегнутыми одну, тире, две пуговицы на воротнике, но только в том случае, если под ними чистая льняная сорочка».

 В Афганистане я столкнулся с совершенно иным миром,  который представлял лишь по первой, и, на мой взгляд, лучшей книге Юлиана Семёнова «Дипломатический агент»,  газетам, да краткому вводному инструктажу при подборе топографических карт перед отъездом. Некоторые их привычки, нравы, для меня сначала казавшиеся дикими, для них составляли  норму  жизни, а после того, как пообвык, и сам понял целесообразность многих обычаев.

 Однажды в Гардезе мы с одним афганским офицером ехали в машине и увидели, как толпа фанатиков швыряла камни в женщину, уличенную в супружеской неверности. Я принялся сигналить, пытался машиной оттеснить истязателей от их жертвы, но всё было напрасно. Толпа не обращала на меня внимания, а афганский приятель - офицер, десантник, получивший военное образование в ФРГ, стал мешать мне вести машину и даже дергал за ручной тормоз. При этом он весь от волнения побелел по-афгански, то есть из бронзового стал серым и заговорил на родном языке, мигом забыв про свои манеры и знание английского!  Как я потом узнал, по шариату, он должен был застрелить меня, иноверца, посмевшего мешать исполнению приговора шариатского суда, тут же, прямо в кабине, но не сделал этого лишь из дружеских чувств ко мне, знания моей реакции, наличия у меня под рукой пистолета «Стечкин», да присутствия за моей спиной переводчика с автоматом наготове. Хотя и сам рисковал быть сурово  наказанным единоверцами за неисполнение долга и отсутствие сочувствия к мужу, затратившего богатство на приобретение неверной жены.

 Как-то к нам прибежал мальчик и попросил помощи: на дом его отца, пожилого учителя, напали «эхвани», повстанцы, так их тогда называли, которые накануне, из горных орудий разрушили и саму школу, убив при этом нескольких человек. На бронетранспортере мы немедленно выехали на место и спугнули нападавших. В знак своей особой благодарности учитель вскоре явился ко мне домой вместе с дочерью, поставил девушку передо мной и снял с нее «бурку» (паранджу). Мой переводчик,  знаток местных обычаев, совершенно потрясенный данной ситуацией, объяснил, что таким образом учитель делает мне очень дорогой подарок, отказаться от которого просто невозможно, иначе дочку обратно в семью не примут. С большим трудом удалось втолковать учителю, что у меня уже есть семья, а наш «коммунистический бог» не допускает многоженства. Афганец, пораженный такой несправедливостью по отношению к мужчине, долго цокал языком и качал головой, но всё закончилось благополучно: он своей рукой накинул на её голову бурку,   и девушка вернулась в дом, хотя, может, и мечтала о «шурави», а может и не мечтала, не желая остаться вдовой, так как  все знали, что на советских военных советников фактически была объявлена охота за вознаграждение. Много ещё всякого происходило, способствующего возмужанию.

 Потом встреча Нового 1980 года на костылях в Геленджике в кругу школьных друзей, и начало новой гражданской жизни. Несколько лет морских походов и подводной работы среди оранжевых морских звёзд и бурых водорослей ламинарии на студёном Белом море в треугольнике Колежма-Кемь-Соловецкие острова, погони за прыгающими как лягушки раковинами гребешков и трепангами в районе Посьета на Дальнем Востоке, 3600-километровый шестидневный заезд на мотоцикле из Кеми на Белом море до Новороссийска на Черном море, работа докером-механизатором первого класса (освоил три типа портальных кранов, десяток погрузчиков и тяжелые тягачи “Sisu”, “Terberg”) в Новороссийском порту и на Диксоне, переезд в Краснодар в 1985 году и последующее переключение на кабинетную жизнь в Краснодарском крайисполкоме.

 Но слова Иосифа Бродского о том, что: «Если жить в империи великой, лучше жить в глухой провинции, у моря», тяга к родным пирамидальным тополям, горам и морю  стучали в виске, прелестная Танюша, приехавшая ко мне на Белое море, окончательно покорила моё сердце,  и вернулся я с ней в 1987 году в мои родные геленджикские места.

 Работал в Южном отделении института океанологии в Голубой бухте, активно участвовал в его модернизации. Родил  сына Ивана и дочь Елену. Построил дом. Пробежал круг по знаменитому стадиону в греческой Олимпии. Поднимался на гору Св.Николаса в Спарте. Участвовал в подводной прокладке трубопровода «Голубой поток». Реконструировал жизненно важную систему отопления дома-музея Короленко в Джанхоте. В прошлом году, вместе с сыном и дочкой, в очередной раз переплыли бухту в заплыве «Морская миля» на День физкультурника.  Продолжаю работать в «Южморгеологии». Жизнь идёт, и, в конечном итоге, я стал тем, кем и останусь, может так было бы и без повлиявшего на мою судьбу школьного учителя Бориса Ивановича Зотова, но как было, так и было, назад не вернуть, да и не хочется.

 Мысленная машина времени позволяет путешествовать во времени, волевым усилием оживлять персонажи, и заставляет задуматься о том, что и учителя и, даже, школьники, которые потом становятся студентами, затем строителями, учителями, переводчиками, директорами, полковниками  – это индивидуальности и Личности, каждая/каждый со своими особенностями, которые можно оценивать с разнополярными знаками при рассматривании под разными углами, но  испускаемые ими флюиды воздействуют на нас всех на протяжении всей жизни. Помните писателя О.Генри и его рассказы "Коловращения судьбы" и "Дороги, которые мы выбираем".

 С 45-летним юбилеем со дня окончания школы №3, полных одиннадцать лет бывшей нашей Alma Mater, матерью нашей, духовной кормилицей!

 Спасибо всем учителям и одноклассникам за взаимовлияние при совместном освоении азов бесконечной науки жизни.

 Тимур Танащук

 PS: Родился 23.01.1947 г., поступил в СШ.№3 (15) в 1954 г, 11-Г класс, выпуск 1965 года.

 E-mail: timurtan@mail.ru, tel.: +7(918)3140048, 8 (86141) 21593