Сайт Александра Лихвинцева Записки Хоттабыча Добрые вести о том, что разрешается сделать инвалиду в Геленджике

Полет в четырех измерениях навстречу свету

Post tenebras spero lucem
(После тьмы ожидаю свет – Эпитафия на могиле Д.А. Сабинина,
первого руководителя Южного отделения института океанологии
им. П.П. Ширшова, РАН, г. Геленджик).

Что происходит за занавесом?

Поиск и добыча рапанов в море – занятие долгое и трудное. Представляющая промысловый интерес, достаточно крупная ракушка живет на глубинах 15-25 метров, что, например, в условиях Анапского мелководья побережья Черного моря, означает 3-5 км удаленности от берега.

Бригада из трех «рапанщиков» уходит на день (час-полтора хода на моторке до места, где может быть, а может и не быть скопление рапанов). Направление поиска выбирается произвольно по опыту и интуиции рулевого. Работать на глубине надо поочередно по часу-полтора, с произвольной декомпрессией, которую каждый определяет себе сам, но так, чтобы избежать бича водолазов –  кессонной болезни, «кессонки». На обратном пути предстоит чистка (извлечение моллюска из раковины) пойманных рапанов с отделением мясистого мускула для приготовления на ужин. После очистки трех мешков рапанов обычно набирается 2-3 килограмма чистого мяса.

Плавать с аквалангом вдоль дна на такой глубине в поисках ракушки, держа в руках пустую в начале, а затем, если повезет, наполненную собранными рапанами «гейшу» (самодельный мешок из рыбацкой 10-миллиметровой ячеи сетки с ручкой и горловиной из 8-миллиметровой проволоки-катанки) – занятие тяжелое. А чтобы не всплывать лишний раз, приходится нести в «гейше» ракушек килограммов до двадцати. Удобнее ходить по дну, имея на ногах тяжелые водолазные боты и повесив на широкий пояс с крючком-гаком 16-24 килограммовую гирю, используемую на катере вместо якоря-кошки, которую сбрасываешь на дно по прибытии на место. Катер, таким образом, буксируется по поверхности за фал (он же ходовой конец) этой гири-якоря, пока рапанщик ищет добычу или собирает найденную. Воздушный шланг, который был вытравлен обеспечивающим погружение напарником на нужную глубину до достижения дна, свободно болтается в толще воды, создавая при этом дополнительное сопротивление движению.

Использование акваланга на такой глубине дело очень дорогое (на день работы бригаде надо иметь как минимум 8-10 двухбаллонных аквалангов марки АВМ или «Украина»), к тому же тяжелое и неудобное, для смены баллонов надо всплывать, терять время и место (а вдруг попал на хорошее скопление ракушки!).

Для получения и непрерывной подачи на рабочее место водолаза сжатого воздуха, рапанщики-профи используют двигатель типа УД-2 (неприхотливый четырехтактный карбюраторный двигатель Ульяновского завода, 8 л.с.), с приводом на воздушный компрессор типа автомобильного ЗИЛовского, пару последовательно соединенных реконструированных бытовых баллонов для сжиженного газа – один, набитый ветошью для очистки от паров компрессорного масла и силикагелем (это у очень продвинутых) для осушки и очистки сжатого воздуха, второй используется в качестве резервного баллона-ресивера для стабилизации подачи воздуха и аварийного всплытия при выходе из строя компрессора. Воздух по шлангу высокого давления идет на рабочую глубину, где, через легочный автомат от акваланга его потребляет водолаз. В более простом варианте сжатый воздух от компрессора подается напрямую в надетую на голову водолаза маску армейского противогаза, которая служит в качестве подводной маски и легочного автомата одновременно. Излишки поступаемого воздуха самостоятельно стравливаются через щели в местах прилегания маски к лицу и потребляется нужный для дыхания воздух, с давлением, соответствующем глубине. Вид рапанщика, работающего с таким устройством на дне, фантастический – особенно когда воздух от компрессора подается с избытком – шар из воздушных пузырей вместо головы идущего по дну водолаза в свитере и «трениках» (те, кто побогаче в те годы использовали сухие гидрокостюмы «Садко», ГК или мокрого типа «Калипсо», «Спиротехника», «Аква»). Выглядит как оживший на морском дне персонаж картины И.Е. Репина «Бурлаки на Волге», только действие (буксировка катера с одновременным поиском/сбором ракушек) происходит под водой на глубине 15-25 метров и с грузом около 30/40 кг.

Ловчий азарт

В тот незабываемый тихий солнечный сентябрьский день 1976 года я натянул свой гидрокостюм «Калипсо», обул водолазные боты и застегнул широкий пояс с крючком для гири и привязанным воздушным шлангом. Затем взял маску, поплевал на стекло и сполоснул от запотевания, надел ее, взял в зубы загубник легочника от акваланга «Украина» и спрыгнул в воду ногами вперед, прижав локти к груди и страхуя маску кистями рук. Облако воздушных пузырей, ощущение свободы и невесомости, шипение вдыхаемого воздуха и бубнение выдыхаемого, бьющего по ушам. Все в норме. Проплыл вдоль борта к носовому якорному фалу и, перебирая его руками, пошел в сторону еще невидимого дна. И вот изменение температуры воды, цветовой гаммы, слои висящих парашютами в толще воды медуз, чувство приближения дна. Уже различима в серо-зеленых сумерках лежащая гиря-якорь, вот она поднята и  нацеплена на поясной крюк-гак, взгляд брошен  на глубиномер - 21 метр глубины и побежал рапанщик по дну, вертя головой-сканером в поиске ракушки. Вот первая схваченная рапана прячет тело внутрь раковины, закрывая вход кожистой подошвой, памятный розовый цвет перламутра из-за глубины стал блекло-серым, летит в мешок вторая. Запущена рука в песок под подозрительный бугорок и вырвана третья… – «гейша» постепенно наполняется. Полная сетка доставляется на поверхность, берется пустая и работа продолжается, можно поработать еще минут тридцать. Место хорошее, рапан много.

Что-то с подачей воздуха стало хуже. То льется свободно, а то приходится тянуть, всасывать, но это знакомо, бывают перебои с двигателем наверху, в ресивере запаса воздуха минут на пять хватит, может все образуется, бросать скопление ракушки жалко, не хочется терять время, поднимаясь на поверхность. «Может всё ещё образуется, воздух пойдет …ещё пару рапанов взять, нет, воздуха почти нет, сильное сопротивление вдоху, пора подниматься».

Миг между прошлым и будущим…

Снимаю с крюка гирю и бросаю на дно, вместо нее цепляю «гейшу» с ракушками и иду по фалу наверх, перебирая его руками. Метров через десять руки натыкаются на узел из запутанного течением и движением воздушного шланга и фала, пытаюсь распутать этот «жвак», не получается, губы немеют, понимаю, что надо подниматься на поверхность, продолжаю движение…и прихожу в себя, осознав, что вместо поверхности приближаюсь к дну, снова перед собой вижу белый фал, идущий в темноту к лежащей на дне гире.

Переворачиваюсь, меняя направление движения, ползу наверх, снова под руками узел из фала и шланга, не останавливаюсь, выше, выше, подняв голову, вижу вдалеке светлое пятно, днище катера, воздуха нет, грудь вибрирует, хочется сделать вдох, но воздуха нет. Мысленно слышу голос покойного ныне Анатолия Пономаренко, водолазного специалиста Новороссийского отряда АСПТР (аварийно-спасательных подводно-технических работ), который во время дружеской посиделки за рюмкой спирта после погружений как-то сказал: «Если будешь под водой загибаться, последнее, что ты должен сделать, это полный выдох, и только после этого вырубайся, дай тем, кто тебя, может быть, будет откачивать, достав тело с глубины, шанс спасти тебя, а не добивать, делая искусственное дыхание при кровящих альвеолах, порванных остаточным повышенным давлением в легких из-за спазма голосовой щели на глубине. Баротравму легких, разрыв альвеол можно получить и при разнице давления в 0,3 Атм.».

Сил нет, голос звучит, сознание путанное, но понимаю, что этот последний выдох я и должен теперь сделать, обматываюсь рукой вокруг фала, резко дергаю его, пытаясь подать наверх сигнал тревоги, может быть достанут все-таки. Делаю полный выдох, если можно назвать полноценным  выдохом попытку освободить уже пустые легкие от ничтожных остатков воздуха. Воздух поднимается не большими пузырями, а мелко рассыпанными в воде серебристыми подвижными ртутными шариками, я реально вижу свой последний в жизни выдох. Это улетает вверх моя жизнь, но это осознание происходящего со мной уже не страшит, азарт борьбы уже позади, мне хорошо и не хочется ничего… Приходит ощущение свободы и легкости, начинает кружить и нести вверх по темному тоннелю-трубе, впереди яркий, белый, но не ослепляющий, а пронзительно-мягкий, комфортный свет, становится очень, очень хорошо…

Возвращение в жизнь

Сознание включается. Надо мной лицо Игоря Сударкина, широко известного в узких научных водолазных кругах месячным проживанием на 30-ти метровой глубине в составе экипажа подводного дома «Черномор», с которым мы ушли в море за рапаном. В дверной проем рубки катера заглядывает стоящий «на штурвале» москвич Гена Маляров, шум мотора, ощущение движения катера, делаю вдох, понимаю, что дышу, чувствую какую-то внутреннюю злость и произношу, сам того не понимая: «Зачем вы это сделали?» Дальше все осознаю путано, друзья пытаются объяснить мне, думая, что вопрос относится к порванному комбинезону, что так получилось, мол, доставали, откачивали, и прочее... «Его с того света вернули, а он про костюм порванный толкует. Заклеишь потом, и все дела». Но они не понимают, что меня разозлило осознание того, что отняли мой свет, к которому я летел, и это очень глубоко огорчает.

Потом, уже на берегу, вытащив на песок катер и доставив мешки с добычей в лагерь (от этой работы меня освободили из-за кашля и боли в связке коленного сустава, растянутой во время извлечения тела из воды), после выпитых кружек сладкого чая, производим «разбор полетов», пытаясь понять, что да как случилось.

Объективная схема проста – обычное разгильдяйство и самоуверенность опытных водолазов. Все уверены друг в друге, никто никого не «пасет» даже под водой, привычный усыпляющий рокот мотора, чавканье компрессора, спокойное море, тепло. Обеспечивающий погружение дремлет на солнышке, думая о своем родном, и только тогда, когда до него доходит, что клапан избыточного давления ресивера, в быту называемый «пердунчик», слишком часто срабатывает, сбрасывая излишнее давление, начинает осматривать поверхность моря в поисках головы поднявшегося водолаза. Никого не видит, воздушных пузырей от работающего на глубине водолаза тоже нет, начинает дергать фал, подавая сигналы находящемуся на дне, ответных сигналов не получает, подключается второй человек, начинают выбирать шланг и ходовой конец, и извлекают на поверхность, наконец, мое тело. Вес тела с намотанным фалом гири-якоря и шлангом превышает сто килограмм, гидрокомбинезон скользит в руках, но все это надо поднять на палубу. Тем не менее, справились. Воды в легких нет, признаков баротравмы и разрыва альвеол нет, начали откачивать. Прошло, по примерным подсчетам, минут пятнадцать, а с учетом времени, потраченного на искусственное дыхание и все двадцать минут, до того, как прозвучал мой вопрос, расцененный как зловредный и неблагодарный в адрес моих спасителей.

Эпилог

Только теперь до меня начинает доходить суть случившегося. Но мое «сухое» утопление (если в легких у утопленника нет воды, то лицо остается белым, поэтому такое утопление называется «сухим» или «белым», а если вода попала в легкие, то лицо будет посиневшим), нетравматичная вакуумная перегрузка альвеол легких из-за рефлекторных попыток высасывать воздух низкого давления из шланга, травма связок коленного сустава и все симптомы только что пережитой клинической смерти – все это кажется мелким и далеким по сравнению с потерянной радостью предстоявшей встречи со Светом.

После моего рассказа об этом событии в деталях, занявшего остаток вечера, друзья, возвращавшие меня в сознание, были весьма удивлены, потому что мое повествование повторяло эпизоды из появившейся тогда в списках книги Р.Моуди «Жизнь после жизни». Они спрашивали, читал ли я эту книгу, о которой Гена слышал, а Игорь даже читал отрывки. Я об этой книге тогда не слышал, не читал ее до настоящего времени, хотя уже видел по телевизору несколько бесед на эту тему, но читать не хочется и сейчас. Чужой опыт не интересен – Я ВСЕ ПРОЛЕТЕЛ В ПРОСТРАНСТВЕ И ВРЕМЕНИ САМ!

Отдохнул, к врачам не обращался, колено и дыхание восстановил самостоятельно, и через неделю, в том же составе и примерно на том же месте снова погружался. При этом друзья, помогавшие натягивать гидрокомбинезон, старательно изображали безразличие, я делал вид, что мне все пофигу, хотя было интересно, не замандражирую ли на глубине, как бывает даже с опытными парашютистами, уже в самолете вдруг отказывающимися от прыжка. Но все прошло как обычно, и это даже удивило, но обрадовало. Я сохранил счастье общения с морем и полетов без крыльев в четырех измерениях.

Тимур Танащук
Геленджик, январь 2010 год
Мail: timurtan@mail.ru

ОСТАВИТЬ СООБЩЕНИЕ В ГОСТЕВОЙ КНИГЕ